Л О М О Н О С О В С К О Е Мореходное училище ВМФ 18 - Глава VI. Катастрофа

Автор
Опубликовано: 3189 дней назад (6 июля 2015)
0
Голосов: 0
Глава VI. Катастрофа






Тараев
Мехряков
Глущенко

Глава VII Модернизация
Глава VIII Что потеряли и что нашли

Глава X. Шестьдесят пять лет спустя


Вениамин Яковлевич Малофеев – выпускник Судомеханического отделения ЛМУ ВМФ 1953 года.

Училище в моей жизни.
(Это было недавно, это было давно).

Я поступил в училище неграмотным человеком. После семилетки в вечерней школе мне пришлось работать на заводе штамповщиком. Тогда работали все мальчишки, чем вносили свой вклад в Победу над Германией. Постепенно на рабочие места возвращались взрослые люди, прошедшие войну. Нам, пацанам, нужно было получать образование и самостоятельно устраивать свою жизнь.
Наша группа оказалась разношерстной. Кто-то уже успел поплавать, кто-то окончил школу юнг. Нас определили в группу механиков. Так мы оказались все вместе в одной 13-й группе. Тогда механиков разделяли на паросиловиков и дизелистов. Я не очень представлял себе будущую специальность, но понимал, что паросиловые установки буду служить человечеству еще долго.
Училище находилось на стадии становления. Не было учебных классов, как это принято в настоящее время. Занятия проводились в здании бывшего технического училища. В качестве общежития использовалось старинное здание, в котором, как рассказывали старожилы, когда-то проживали голштинцы из личной охраны императора Петра III. Во всяком случае здание хорошо сохранилось несмотря на прошедшую войну. Недостаток общежития состоял в том, что в зимний период оно отапливалось печами.

Мне шестнадцатилетнему мальчонке была непонятна военная сторона обучения в Мореходке. Командир роты старший лейтенант Грухин проводил с нами занятия по Дисциплинарному Уставу. Он объяснял нам кто кому и сколько может дать нарядов вне очереди в зависимости от служебной иерархии. Наличие нарядов на работу плохо вязалось с моим представлением об армии и флоте. В книгах и фильмах того времени всегда отличались особой дружбой и спайкой. На самом деле все происходило иначе. Старшие «товарищи» меняли наши новые тельняшки на свои старые, продавали постельное белье. Начальство строго осуждало подобные явления и всячески боролось с этими явлениями в общеучилищном масштабе. В этом отношении наша группа была сплоченней и дружнее.
Из числа многочисленных преподавателей мне запомнился майор Фридляндский, которого курсанты называли «Зяма». Он был начальником Судомеханического отделения, весьма образован и преподавал термодинамику. Это предмет мне очень нравился. До сих пор удивляюсь, насколько преподавателям хватало терпения и образного представления изучаемой техники. Ведь кроме классной доски и куска мела в руках преподавателя ничего не было.
В училище не было своей материально-технической базы, но те, кто нас обучал, хорошо понимали необходимость производственной практики. Командование училища договорилось с ВВМИУ им Дзержинского о проведении на их .базе производственной практики. Жили в летнем лагере на острове Вольный. Днем нас учили паять, лудить, ковать, слесарничать и работать на станках. Вечером ходили на шлюпках. Дисциплина была строгой. Никто никуда не убегал.
Первая судовая практика проходила на «Ямале». Котел на судне окончательно загадили, используя не котельную воду. Трубки покрылись слоем накипи, от чего производительность паросиловой установки резко упала. Сложилось впечатление, что нас здесь ждали. Котел вывели из эксплуатации, остудили и по очереди засовывали туда нас. Было жарко, трудно и неудобно чистить трубки. Мы вылезали на палубу и омывались водой. Так продолжалось два дня. До сих пор я помню эти трубки, которые чистил собственными руками. Теперь котел я знал наизусть и даже на ощупь.
Старший механик – пожилой человек относился к нам с глубоким сочувствием. Видя наши, измазанные сажей грязные лица, он предоставлял нам возможный отдых и подкармливал тушенкой из собственного неприкосновенного запаса.
От работы никто не отлынивал. Мы несли вахту дублера-машиниста у паровой машины, учились контролировать ее работу по показаниям манометров и термометров. Наш пароход снова выходил в море и выполнял свои задачи. В свободной время пели старые песни:
«Окончив кидать, он напился воды,
Воды опресненной не чистой,
С лица его падал пот, сажи следы,
Услышал он речь машиниста…»
Это была настоящая практика. Только полярное солнце светило закатом из-за призрачного горизонта.
О «Ямале» ходили легенды. Летом 1942 года в бухте Озерки на полуострове Рыбачий пароход был торпедирован. По счастливой случайности торпеда не взорвалась. Она прошила паровой котел, находящийся в рабочем состоянии и вылетела с другого борта выше ватерлинии на полметра. Погиб котельный машинист, два человека были ранены. Судно отбуксировали в Мурманск и поставили в ремонт на завод Роста. Летом 1944 года пароход снова встал в строй боевых единиц Северного флота и вскоре был передан Архангельскому военному порту.
Эта история произвела на нас большое впечатление, и мы стали относиться к нему с большим уважением. Мы продолжали свою флотскую работу, грузили в шлюпки мешки с продовольствием, учились спускаться на талях вниз, когда сильно штормило и можно было свалиться за борт в ледяную воду. Было ли страшно? Пожалуй, нет. Рядом были друзья и товарищи.
После плавательной практики на «Ямале» я понял, что далек от моря как созвездие Гончих псов от земной Галактики. Меня угнетало однообразие флотской жизни. Подъем – отбой – вахта – отдых. Ограниченность житейского пространства и общения удручали. После двух недель плавания мы вернулись в Архангельск и побежали в кино и на танцы.
Иногда меня охватывает жуткая ностальгия. Это происходит в двух случаях: когда приходят внуки и внучки и когда звонит мой сокурсник Игорь Алепко и приглашает на очередную встречу первых выпускников судомеханического отделения.
Мы рассматриваем старые фотографии. На одной из них я подшиваю подворотничок на фоне бушлата с надраенными до блеска пуговицами. На спинке койки висят отглаженные брюки и фланелька. Ботинки всегда почищены - это закон. Флот ненавидит разгильдяйство и невежливое отношение к себе. Нас так воспитывали и мы это понимали. Распорядок дня в училище приучил меня дорожить временем. Я до сих пор не понимаю состояния, когда можно ничего не делать. У нас не было компьютеров и телевизоров. Днем аудиторные занятия, затем хозяйственные работы, потом самоподготовка. И так каждый день. На уроке литературы нам задали выучить отрывок из «Евгения Онегина». Я написал шпаргалку и периодически вытаскивал ее из кармана во время вечерней прогулки и повторял про себя много раз. Удивительно, но до сих пор я помню этот отрывок:
«… Мечтам и годам нет возврата –
Не обновлю души моей:
Я вас люблю любовью брата,
А может быть еще нежней …»
На старшем курсе был один курсант – весьма любознательный парень. Как то в коридоре на перемене я услышал, как он разговаривает по-английски с преподавателем Эллой Иосифовной Гинзбург. Вокруг собралась толпа курсантов, которые старались понять их разговор. Мне стало завидно, и я спросил Эллу Иосифовну, как можно такого добиться. Ответ был лукавым, но полезным. Она посоветовала взять с собой на практику учебник английского языка, стал читать и даже заучивать целые тексты. Проблема была с произношением. Я набрался наглости и написал ей несколько писем на английском языке. Она ответила и после прибытия с практики стала со мной заниматься индивидуально, в результате чего я добился хороших успехов, и стал лучшим в группе.
На выпускном экзамене по английскому языку председателем комиссии был начальник Ленинградского торгового порта. Меня запустили последним. Я переволновался и, когда меня спросили по-английски: «Как называется судно, на котором вы плавали на практике?», я растерялся и ответил: “My name is Veniamin Malofeyev” Капитан порта улыбнулся и сказал: “I don´t know the ship with their name” Конфуз был, конечно, для меня ужасный. Мне поставили хорошую оценку. Вернувшись в Москву, я купил себе приемник, который стал моим постоянным учителем английского языка.
В комсомол в училище меня не приняли. В моей голове никак не укладывались книжные понятия с реальной действительностью, поэтому постоянно приходилось с кем-то конфликтовать и доказывать свою правоту. Несговорчивых людей в училище не любили, особенно, инструктора политического отдела, которые боролись за численность комсомольцев. Учился я хорошо, и поведение было вполне удовлетворительным, поэтому меня оставили в покое. В комсомол вступить все же пришлось. Это произошло уже после окончания училища на чугунно-литейном заводе «Станколит» в Москве, когда я остался без работы с дипломом судового механика. В 60-х годах, как представитель рабочего класса, я вступил и в партию. Возможно, я поступил нечестно и пошел на сделку со своей совестью. Тем не менее, это помогло мне в дальнейшем.
При клубе училища работал драматический кружок. В качестве руководителя пригласили очень милого профессионала-старичка, который, возможно, постигал азы театрального искусства еще до революции. На фронт его не взяли по старости. Однако, он сумел прорваться в какую-то фронтовую бригаду и был награжден медалью «За оборону Ленинграда». Эта медаль очень ценилась, так же как и его настырность в постановке пьес. Утром мы учились, днем работали, а вечером ставили пьесы. Дедушка лично посетил начальника училища Рагушенского и испросил разрешение на освобождение участников драмкружка от последнего часа самоподготовки и вечерней прогулки.
Ставили дореволюционный водевиль-комедию Сологуба «Беда от нежного сердца». Начало. Занавес закрыт. Звучит кан кан на авансцену выходит танцевать группа девушек. Открывается занавес, выходит ведущий и спрашивает: «Можно танец с девушками?» Девушки танцуют на фоне музыки, а ведущий объявляет» «Добрый вечер! Ах водевиль, водевиль, водевиль!» Незатейливый сюжет с романсами и куплетами веселил зрителей В зале сидело практически все командование. Девушек играли официантки из нашей столовой, роль Золотникова досталась мне, а Дарью Семеновну сыграла повариха. Никто не ожидал, что получится так здорово. Никто не кричал и не свистел. В кресле с высокой спинкой кроме дочерей, которых предлагают на выбор молодому ловеласу. Я придумал гадание, на основании чего должен выбрать невесту.
Театральная самодеятельность продолжалась до последней стажировки в Таллине. В базовом клубе явно не хватало мужчин-исполнителей, поэтому меня и Игоря Ошибченко приняли сразу. Пользуясь свободным временем, мы смогли сыграть несколько ролей в «Вассе Железновой» по пьесе А.М.Горького и пьесе Корнейчука «Платон Кречет». Участие в самодеятельности позволяло каждый вечер бывать в клубе, смотреть кинофильмы, концерты, спектакли.
В Таллине случилась беда. На тральщике, где я проходил практику отключили на ремонт котел. Я простудился и заболел воспалением легких. В госпитале признали туберкулез. Последовало длительное лечение и понимание, что здоровье надо беречь. Командование училищем направило меня в госпиталь, а затем домой в Москву. После выпуска в госпиталь приезжал начальник училища капитан 1 ранга Декалин, который вручил мне диплом с отличием, часы с именной дарственной надписью и справку о том, что я не годен к службе на кораблях.. Я понял, что мой путь в море мне окончательно закрыт.
Училище позаботилось и о моем трудоустройстве. Я получил назначение в Москву в отдел Тыла ВМС, который ведал школами Юнг и нашей «Мореходкой».
В 1955 году я выбрался из министерской рутины, работал техником-конструктором на заводе «Станколит». В училище хорошо учили специальности механика. Справка из ЛМУ ВМФ в МВТУ им Баумана о моем производственном обучении перекрыла все их требования, и от эксплуатации паровых машин я перешел конструированию баллистических ракет. Ракеты мне не очень понравились и я более сорока лет работаю в ЦКБ им. В.М.Мясищева в г. Жуковском Московской области.

Наши встречи
""
Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.

Прошедшие 60 лет с момента образования ЛМК (ЛМУ) ВМФ произошли большие изменения. Распался Советский Союз, который был основой государства, в котором мы родились. Это государство дало нам образование и поставило на ноги. Каждый человек добился того, чего хотел.
Нас учили жить, а не выживать. Сейчас все наоборот. Все выживают, а не живут. Остается память, которая хранится до конца жизни, так же как эта матросская ленточка.


В Меншиковский парк нас пропустили бесплатно. Владлен Иннокентьевич Козлинский (справа на фото) своим интеллигентным видом явно внушал доверие молоденькой кассирше. Девушка выдала всем билеты, и мы направились по дорожкам, которые топтали много лет назад.
Владлен Иннокентьевич поступал в Мореходку с целью повышения квалификации. Он был старше всех по возрасту. Во время войны он, будучи юнгой, на транспортном судне неоднократно пересекал Тихий океан. Он остался живым, когда транспорт потопила японская подводная лодка. После окончания училища он уехал на Дальний Восток, где работал механиком на буксирах.

""
Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.


С этого здания на заднем плане начиналась наша курсантская жизнь. Здесь находилось общежитие и клуб училища. С другой стороны дома позднее появился базовый матросский клуб, который вошел в историю уже других поколений выпускников Мореходки.

Взгляд в будущее

Время не стоит на месте, оно постоянно идет вперед. На месте стоит только человек, который не знает куда идти. Мы топтались двадцать лет, думая, что капитализм принесет нам благо. Этого не произошло, и не должно было произойти. Закон отрицания отрицания никто не отменял. Если люди плюют на свое прошлое, значит, что они плюют и на свое будущее.
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!